Зинаида Константиновна Иванова

525

08.07.2021

Зинаида Константиновна Ивановаh

Зинаида Константиновна Иванова

Сегодня мы публикуем текстовый фрагмент из этого интервью, в котором бывшая фронтовая связистка рассказывает, как влюблялись и женились фронтовики, делится своей историей любви длиною больше полувека. Полная версия видео-интервью здесь.

Фонд возрождения национальных традиций «НОВЫЙ ВЕК» и Союз Женских Сил продолжают интернет-проект «Бессмертный полк в семейных летописях», реализуемый при поддержке Гранта Мэра Москвы. В годовщину 80-летия начала войны и 80-летия битвы за Москву мы с особенным вниманием относимся к связанным с этими событиями воспоминаниям. Если вы хотите рассказать о судьбах родных и близких в годы Великой Отечественной войны или познакомить читателей с историческими документами, которые бережно хранятся в вашем домашнем архиве, мы будем рады разместить их на нашей странице.

История отдельно взятой семьи – это часть великой истории нашей страны. Мы должны помнить имя каждого героя, внесшего свой вклад в спасение мира от фашизма.

Конкурс «Моя родословная» или «Бессмертный полк в семейных летописях 2021 г.». в этом году посвящен 80-летию начала Великой Отечественной войны и битвы за Москву. Если вы хотите принять участие в конкурсе – высылайте свои истории и фото документов на адрес: info@fondvnt.ru .

Подведение итогов конкурса и награждение финалистов состоится в декабре 2021 года. Познакомиться с Положением о Конкурсе можно здесь.

Зинаида Константиновна Иванова родилась в деревне Палищи Ленинградской области, детство провела в городе Чудово. В августе 1941 года, в возрасте 13 лет, спрятавшись под брезентом в грузовике, среди ящиков с патронами, сбежала на фронт.

Участник Великой Отечественной войны, снайпер, связистка. Награждена орденами Красной Звезды и Отечественной войны, кавалер медали «За отвагу» и медали «За оборону Ленинграда». До 75-летия Великой Победы Зинаида Константиновна не дожила…

И.Л.: Вы убежали на фронт в 13 лет. Скажите, как это случилось? Что стало причиной такого поступка?

З.К.: Когда я закончила 6 классов, началась война, папа ушел воевать. Он погиб в августе 1941 года. Мама, получив похоронку, тоже ушла на фронт. Я осталась с бабушкой. Жили мы под Малой Вишерой, недалеко от Ленинграда. В 1941 году начались бомбежки, это уже была прифронтовая полоса. Туда приходили эшелоны из Москвы, мы, дети, помогали разгружать ящики, продовольствие, переносили их в лес солдатам.

Мальчишки все были примерно моего возраста, и все тоже хотели на фронт: «Что это мы тут грузим-разгружаем? Мы тоже хотим воевать»! И у нас появился такой план: когда придут машины, во время погрузки снарядов и продовольствия спрятаться среди ящиков. Так и сделали. Когда машины уже накрыли брезентом, мы по одному спрятались в грузовиках. Пока командир проверял, я юркнула в третью машину. Командир дал команду: «Вперед, поехали». Когда машины двинулись, мы все уже были внутри, среди ящиков с гранатами, с патронами, которые везли на передовую. Первые машины ушли в другое расположение, а моя приехала на Волховский фронт.

Солдаты, когда машина подъехала, закричали: «Снаряды, снаряды! Скорее, разгружать надо!». Начали разгружать, а тут я - «Вот и пополнение к нам!», «Вот и Золушка приехала» - я была блондинка, волосы длинные. Шутили, конечно, юмор такой солдатский. Пришел капитан Лариков: «Что за смех?». Ему говорят: ««Товарищ капитан, вот, говорит, воевать приехала». «Воевать?» - «Да, - отвечаю, - воевать». «Ну раз воевать, пойдем к командиру».

Привел меня в землянку, там офицеры сидели в штабе, командир спрашивает: «Ты кого привел?» - «Как кого? Приехала вояка к нам воевать». Командир мне: «А что ты умеешь делать?». Говорю: «Я умею красиво писать».

У меня правда был каллиграфический почерк, это и помогло мне остаться в полку. Определили меня в штаб полка. Писала похоронки, полковые книги заполняла - кто убит, кто ранен. Наверное, у кого-то дома хранятся похоронки с моими слезами, потому что я знала этих убитых солдат, знала офицеров. Плакала, слезами обливала эти похоронки, потому что жалко их было очень. Но война есть война.

И.Л.: Зинаида Константиновна, Вы были еще ребенком, 13 лет, девочка совсем. Война и ребенок - это понятия несовместимые. Что происходит в сознании ребенка, который видит войну?

З.К.: Вы знаете, на фронте я столкнулась очень со многим. Видела раненых и убитых, видела, как солдаты шли в атаку – это же пехота. Вот приносят с поля боя раненого, санитаров еще рядом нет, а у нас бинты есть, я перевязываю. И я как-то сразу повзрослела, забыла, что я девчонка. Поняла, что я не ребенок, я солдат. Солдат, который должен воевать.

Потом я закончила курсы связистов, стала связисткой в этом же полку. Связь была проводная, коммутатор. Батальонам нужна была связь с командиром полка, и я научилась работать с коммутатором.

Я воевала за папу и за свою любимую Родину!

И.Л.: Насколько я помню из рассказов своего деда, медаль «За отвагу» особенно ценилась на войне. За что Вы получили эту награду? И сколько Вам было лет, когда Вы ее получили?

З.К.: Мне было тогда 15 лет. Да, медаль «За отвагу» она особая медаль. Она вручается только за личный подвиг.

Не хочу сказать, что я герой… было так. Идет пехота в атаку, не знает куда, командир роты убит. Связь прервалась. Два мальчика, солдаты, пошли восстанавливать, не вернулись - никто не знает, где они, ранены или убиты. Командир полка, Василий Иванович Горчаков, нервничает. Я сижу в окопе, думаю: «Боже мой, что делать? У меня коммутатор не работает». Подхожу к командиру полка, отдаю ему честь и говорю: «Товарищ командир, разрешите мне выполнить эту задачу». А у него в Москве было две дочери. И он - я до сих пор со слезами это вспоминаю - прижимает меня к груди и говорит: «Иди, дочка, но действуй осторожно. И возвращайся! Иди, дочка!» Я из траншеи выскочила, поползла по-пластунски. Доползла до мальчика, который второй ушел, у него в руке был провод от нашего телефона. Рука еще теплая была, мне показалось, что он ранен. Думала, может перевязать его надо... Вытаскиваю провод у него, поворачиваю голову - все лежа, встать нельзя было, огонь стоял такой, что не встанешь. Посмотрела, а ему осколок чуть не всю голову снес. Я взяла у него провод, поползла дальше. Соединила то, что у меня в руке было от коммутатора и бегом обратно. И вот знаете, тут в голове было детство. Я не думала о том, что я сделала. Мне хотелось сказать: «Товарищ командир, это я сделала, я! Не кто-то, это я!». Прыг в окопы, смотрю, он уже говорит по телефону, связь работает. А потом, через две недели особо отличившихся в этом бою солдат и офицеров командиры батальонов представили к наградам, и я была среди награжденных. Но я не говорю, что это подвиг, это была обыкновенная работа солдата.

И.Л.: Как себя ощущает Женщина на войне? Много ли взрослых женщин воевало рядом с Вами?

З.К.: Да, много. В роте связи были почти одни женщины. Были и в снайперской роте. Среди медиков тоже было много молодых девочек. Но никто из наших девчат, с которыми я дружила, никогда не сказал: «Ой, бой такой был, я так боялась, я дрожала». Все говорили: «Вот наши молодцы, поддали немцам как следует».

Но жизнь, конечно, тоже брала свое. Были наши советские праздники, дни рождения. Отмечали их, когда не было боев. Девочки старались прихорошиться как-то. Я-то не красилась, молоденькая была, а кто постарше - к повару пойдут, попросят свеклу, губки накрасят, брови угольком наведут. Красивые были.

И.Л.: Ваши коллеги рассказывали, у Вас была какая-то история с лаковыми туфельками…

З.К.: Да, был со мной такой случай. Когда случалось затишье перед боем, нас выводили дней на пять на отдых. А дивизия у нас была, как у многие другие, многонациональная - армяне, грузины, таджики, кого только не было. И когда затишье - грузины свою музыку заводят, цыгане свою. Тогда уже появились немецкие гармошки губные... А я цыганочку так любила отплясывать! Да все плясали, все танцевали, все пели хорошо. И в такие моменты ощущали, что мы не просто солдаты, а девушки, женщины.

С туфельками история такая произошла. Ребята видели, что я отплясываю цыганочку в кирзовых сапогах - ножка маленькая, сапоги большие. И где-то в Прибалтике, в Риге, они зашли в магазин и принесли мне туфельки лакированные, на каблуке. Приходят к нам, говорят: «Девчонки, Зина, иди сюда». Я встала, дают мне сверток: «Это тебе, в День Победы станцуй непременно в этих туфельках». Я развернула - лаковые, хорошие туфельки. Я никогда в жизни таких не носила. Но получилось с ними не очень. День Победы отпраздновали, а потом делегации - по 10-15 человек в каждой - со всех дивизий повезли в Ригу. В такой делегации была и я. Надела эти туфельки. Подходит ко мне красивый молодой офицер, приглашает меня на танец. Я с удовольствием пошла, начали кружиться, он меня обнимает. И вы знаете, туфли у меня то и дело падают, я все время нагибаюсь, чтобы снова их надеть. В общем, я ему все ноги оттоптала. Танец кончился, он меня отвел на место. И я забралась в угол, от всех спряталась и просидела там весь праздник, проплакала. Думала: «Зачем надела туфли? В сапогах я бы сейчас дала бы жару!».

И когда поехали обратно в свою часть, я обозлилась, взяла эти туфли и запустила их в лес.

И.Л.: Человек не может разделить свою жизнь на деловую и не деловую, военную и не военную. И любовь может возникнуть даже в самых тяжелых обстоятельствах. Вы воевали, видели взрывы, вы видели умирающих людей. Оставалось ли место для любви на фронте?

З.К.: Любовь есть любовь, от нее никуда не денешься. У нас в 47-м полку, где я служила, было пять свадеб. Не было загса, ничего не было, никаких нарядов. Командир полка расписывал, ставил печать о регистрации брака – и все. Мы так тихонечко, чтобы немцы не услышали, отмечали где-нибудь в лесу. Нейтральная полоса же рядом с фронтом... Правда, пятая свадьба была очень несчастливая.

И.Л.: Почему?

З.К.: Красивая была пара - офицер и девушка из снайперской роты. Поздравили молодых. И мы с девчонками решили - а мы тогда уже не в землянках, в домах деревенских спали: «Девчата, давайте молодым дадим свою жилплощадь на брачную ночь. А сами на улице поспим». Все, конечно, согласились. Нас было восемь человек. И что вы думаете? Они ушли, мы улеглись где-то в кустах. Начался артналет и снаряд попал прямиком в этот дом, где была наша пара.

И.Л.: А где вы познакомились с будущим мужем?

З.К.: На фронте. Познакомились, руки пожали, адресами обменялись. Он в небо, я пехота. Через два года он нашел меня. Я бабушкин адрес дала, потому что знала, что наш дом разбомбили. Мы поженились, расписались. Свадьбы никакой не было, никаких платьев.

Я очень любила очень мужа своего. Мы прожили пятьдесят с лишним лет. Он уже умер, я осталась одна. И сейчас я все время вспоминаю нашу любовь. Мы очень хорошо жили с мужем, любили друг друга, всегда помогали друг другу. И вот осталась одна, моя любовь ушла вместе с ним. Дома у меня стоит фотография мужа, когда я подхожу к ней, у меня всегда слезы на глазах.

И.Л.: Скажите, Зинаида Константиновна, когда человек видит такое количество смертей вокруг себя, можно ли к этому привыкнуть? Происходит какая-то защитная реакция мозга от того, что человек постоянно видит смерть?

З.К.: Мы разговаривали об этом с нашими девчатами и с ребятами, никто не думал: «Вот, меня завтра убьют». Все думали о жизни. Все получали письма из дома, от девушек получали, читали эти письма - треугольнички такие были. Все любили. И никто не думал: «Завтра пойдет рота в атаку, и меня убьет». У нас была единственная мысль: мы пойдем в атаку, командир приказал взять эту деревеньку. У нас было сильное желание победить, мы шли к победе.

Расскажу Вам один случай. Наш наблюдательный пункт попал в окружение. Отбиваем одну атаку, немцы идут. Отбиваем вторую. Я связистка, еще два парня – тоже связисты, и человека три у командира полка. Маленькая группа. Стреляли, стреляли, патроны кончаются. А немцы тоже затихли, и у них запасы, видимо, кончились, передышка такая была. В этот момент командир полка говорит: «Ребята, посчитайте, сколько у вас патронов, сколько гранат у кого есть. Без моей команды не стрелять. Пойдут немцы, подпустим к себе, последний патрон оставьте для себя».

О чем вы думаете, были тогда мои мысли? Я посчитала, сколько там осталось для стрельбы, гранат у меня не было. Лежу с карабином, нацелилась, рука на курке. Лежу и думаю: «Боже мой, мне 15 лет, а я еще ни с кем и не поцеловалась». Вот о чем я думала. Не то что погибну, а что еще ни с кем не целовалась, почему я должна умереть не целованной? Но потом нас выручил лыжный батальон. Они узнали, что мы попали в окружение, пришли к нам в белых халатах, разбили немцев, выручили нас.

Вернуться к списку